Новости и обзоры событий культурного Белгорода

О мире, которому тошно от самого себя

9 и 10 апреля белгородский авторский театр «Спичка» представил на суд зрителей очередную премьеру — спектакль Оксаны Половинкиной «Мои друзья», жанр которого определен как «больше, чем семейная мелодрама».

Писать о чем-то означает не только излагать уже оформившуюся мысль, но и следовать к ней, воедино через слова собирая смутные и сложные впечатления. Если речь идет о спектакле, концерте, фильме, то первый путь часто основан на страстном порыве, на катарсисе, когда важны немедленные наброски, хаотически записанные обрывки фраз, после соединяемые в стройный текст. Более рациональный второй путь требует отстраненности, отсрочки и обыкновенно необходим, если зритель не может сразу сказать «Я в восторге!» Хотя бы потому, что тема важна, но не громогласна, а финал не ставит для персонажей однозначной моральной точки.

Сегодняшняя премьера в театре «Спичка» — именно такой случай. Спектакль «Мои друзья» по пьесе современного французского драматурга Габора Рассова «Друзья из шкафа» — сатирическая комедия, но собственно смешного в ней мало, гораздо больше горечи и, как и положено сатире, своевременности.

Да, именно теперь, именно сегодня: история буржуа средней руки, посредственность и ограниченность которых упираются однажды в невыносимость собственного бытия, изумительно иллюстрирует тот социально-экономический и культурный (а вернее, внекультурный) базис, который лежит в основе всей наблюдаемой нами агонии глобального культа потребительства.

Фабула: Жак и Одиль, немолодая супружеская пара, тяготящаяся своей предсказуемо благополучной жизнью, лишенной не только чувств, но и чувственности, прибегает к новомодной сделке — покупает себе друзей. Никаких интриг или прицельных манипуляций: они буквально выбирают из каталога супружескую пару, которая отныне будет изображать их лучших друзей.

Фальшивость затеи всплывает очень быстро: внутреннюю пустоту оказывается невозможным закрыть оплаченными поддакиваниями и лестью. Да и люди, согласившиеся продаться в друзья из-за потери жилья и работы, все еще могут сохранять свое достоинство.

Дружба ведь предполагает искренность, но наши буржуа и с собой не честны. Дружбе требуется взаимность, но Жаку и Одиль ничто за пределами их обывательского «Я» не интересно. Человеческим взаимоотношениям вообще необходим взгляд вовне, сопричастность миру.

Это порыв равно интеллектуальный и душевный, поскольку однажды перед человеком встает вопрос «Зачем ты живешь?» Обыватели к такому не готовы. Им вообще не хочется мыслить, осознавать, сознаваться перед собой, что они — пусты. Их существование — фантик. Красный, зеленый, синий, как интерьер их дома. А еще «дезинфицированные туалеты, кабельное телевидение и настоящий восточный чай». И два BMW.

Они завидуют тем, кто умнее и успешнее, а презирают — всех и каждого. Так бывает с никчемными людьми, с ничтожествами, в которых самомнение соседствует с ущербностью. Поэтому на сцене зритель видит не яркий интерьер, а его суть: серое пыльное пространство со сколоченной из грубых досок «дорогой мебелью».

Дело ведь не в интеллектуальном уровне и не в привилегированности происхождения и статуса. Дело в том, созидаешь ты или потребляешь. Ведь ученый наравне с человеком рабочей профессии или землепашцем держит в руке свое весомое «зачем», и в нем никаких «бмв» нет. Это глупо и пошло — жить ради антуража, а тем более так трусливо и низко, как Жак и Одиль.

О ней и сказать нечего: красивые неудобные туфли, курсы светского общения («заполните многоточие во фразах подходящими именами»), ненужные дети, «потому что так принято», и забытые родители в богадельне, потому что так удобно. А еще так удобно — завести друга, который не вызовет в тебе чувства неполноценности, зато более чем — чувство превосходства.

И вот уже можно быть снисходительно-великодушной: ах, целый шкаф для друзей — немало («необходимо, чтобы друзья могли находиться в их личном пространстве в полный рост и по очереди могли лежать на полу, свернувшись калачиком»). Еще их следует иногда кормить, это ведь даже гуманно. Скучно — позвала, надоели — прогнала. Все в рамках договора.

А вот Жак — редкостная сволочь. Скуп, труслив, ненавидит коммунистов, потому что боится их, боится ехать за границу, потому что не знает иностранных языков (потому что шовинист), а на самом деле ему недоступен язык самый главный — человеческого общения.

Он по-фашистски жаждет господства хоть над кем-то: женой, униженным коллегой, купленным другом. «Это ощущение власти, господства мне доставляет истинное блаженство», — говорит он. Человеческое достоинство оказывается для Жака и ему подобных «дешевле холодильника, дешевле стиральной машины, дешевле почти любой вещи».

Финал пьесы для этих двоих не назидателен. Случайно вырвавшееся в середине спектакля «Скорее бы сдохнуть» — почти безальтернативный исход для тех, кому, скажем, приходилось «делать усилие», чтобы «быть добрым». Дотянуть лямку, дотерпеть самих себя, допотреблять (если не сказать жёстче), пока это возможно — вот чего они хотят.

Когда ты молод, ты, наверное, способен все перелопатить и переоценить, но возможно ли это в старости? Когда жизнь — уже ретроспектива, у многих ли достанет смелости и сил начать думать? У многих ли обнаружится совесть?

Что же касается друзей из шкафа, Жюльетты и Ги, то они — винтики системы, оказавшиеся на краю пропасти. Даже их имена придуманы «хозяевами». Помните фильм «Игрушка», казавшийся нам сперва трогательной комедией, а потом, на фоне уже нашей новой реальности, оказавшийся суровой сатирой на непридуманный мир? Он — о таких же маленьких людях. У них есть гордость и чувства, но, кажется, нет выхода — не в тех условиях, которые предлагает современное им общество. Они пытаются остаться собой, сохранить хотя бы внутреннюю свободу, добровольно изображая марионеток, а ведь это невозможно. Как невозможно для них и занять место своих владельцев — система подобного не допустит.

Перекрестный свет софитов и тени, вычерчивающие суть персонажей (качающаяся тень Одиль, угрожающе нависающая — Жака, прямая, нежная и не дрожащая — Жюльетты, уверенная — Ги). Оттенки серого, бежевого и черный.

Лицо Жака, становящееся мертвенно-серебристым в ярком свете. Отблески того, что выжигает изнутри Одиль, — в ее макияже и прическе. Беззащитность Изабеллы (настоящее имя Жюльетты), которую откровенно разглядывает Жак. Благородство Андре (Ги), когда он говорит, что любит свою жену и когда во время «игры в гольф» не целует Одиль. Их трогательная искренность в сцене с клоунскими носами. Как всегда в постановках Оксаны Половинкиной, детали, не бросающиеся в глаза, подчеркивают и дополняют сюжет.

Теперь я вернусь к первому абзацу и скажу уже уверенно: «Мои друзья» — это спектакль, который необходимо посмотреть и очень серьезно обдумать. Он апеллирует не к эмоциям, а к уму, и именно так, без шелухи, стоит говорить о подобных вещах.