Новости и обзоры событий культурного Белгорода

Двери всегда открыты

Театр «Спичка» представил в минувшие выходные новую постановку пьесы Жана-Поля Сартра «За закрытыми дверями». Это второе обращение режиссера Оксаны Половинкиной к материалу, но спектакль нельзя назвать редакцией — решение его, сообразно времени жёсткое и категоричное, принципиально отличается от постановки 2017 года: индивидуальное в сюжете теперь предстаёт частным случаем закономерной, укоренённой в людях порочности. («Господи, как они дорожат тем, что все думают одно и то же», — Сартр.)

Нынешнее сценическое воплощение определено новым пространством зала и актерским составом. Дебют Валентины Горловой в роли Инес — блестящий, острый, резкий. В новых амплуа предстали и Даниил Толыпин, и Софья Путинцева — выбранные ими пластика и интонации абсолютно присущи их персонажам.

Коридорный в исполнении Давида Оплетина — почти бесстрастен, слегка саркастичен, с налетом утомленности повторяющимися сюжетами этого этажа ада.

Спектакль так же ритмичен, как и первая его версия, но его хореография стала изысканнее и провокативнее. Выбор музыки — единственно верный и для трактовки пьесы, и для нынешнего момента (тот случай, когда английский текст композиций органически ложится и на сюжет, и на момент).

Постановка так же стильна, но лаконичный чёрный дополнен теперь несколькими цветными акцентами: пиджак Инес, наряд Эстель, сломанный звонок для вызова Коридорного. Костюмы и прически женских персонажей подчеркивают противопоставление их образов и ¬- парадоксально — единство их сути.

В то же время они создают визуальные качели по обе стороны от мужского персонажа, Гарсена. И при таком художественном решении пьеса Сартра предстаёт как изнанка, воплощенное отчаяние благополучной буржуазной картинки, знакомой нам по трудам его спутницы Симоны де Бовуар: единство внутреннего и внешнего, которое оказывается возможным скалькировать нынешние реалии.

Все трое персонажей — подлецы, дряни, прямо или косвенно — убийцы. Со всех троих постепенно сползает наносное: высокомерие, святошество, самомнение. Остаются только их грехи и голая, как обглоданные червями кости, природа их душ. Из темноты зала, следуя за режиссерской волей или помимо неё, проступает вопрос, а больше — предостережение: посмотрите на себя — не становитесь ли такими вы?

Атеизм Сартра очевиден без знания его биографии и философских трудов: в этой его пьесе нет бога, нет даже дьявола, но есть стерильный ад и попадающие в него мертвецы. Впрочем, и они верят не в бога, а разве что в антураж преисподней — может быть, потому и получают превосходящее их ожидания: замкнутую комнату, соседство, которое не даст забыться, и неочевидную возможность освобождения, от которой они откажутся.

Их ограничение — не стены и углы, не запертая дверь. Их тюрьма — они сами. Душевная дыра размером с Бога оказалась заполнена нечистотами. Физические страдания были бы предпочтительнее, не так ли? К тому же у них нет зеркал — вероятно, для того, чтобы они не могли находить оправдания, любуясь своим лицом. Лиц они теперь лишены, и видеть себя могут только глазами других. Всегда одних и тех же других. Ад — это другие.

Сартр полагал, что «настоящая свобода начинается по ту сторону отчаяния», но туда надо добраться. Выбраться. Если двери открыты, а они открыты всегда, нужна воля, чтобы выйти из комнаты с личным адом, без бога, без дьявола, без мытарств и искупления. Адом, который ты выбираешь из-за упоительной привычки, из трусости, что за дверью может быть хуже.
Свобода личности (а человек, по Сартру, свободен всегда, обречен на свободу) — это, прежде всего, созидающий выбор, и выбор при том нравственный. Любое действие или бездействие — в конечном итоге проявление воли или безволия, которое должно бы стать актом осознанного формирования в себе человека.

Но персонажи и при жизни, и после неё выбрали ничего не создавать. Этот мотив встречается и в библейских текстах, и в их переложениях, как, например, у К. С. Льюиса в финале «Хроник Нарнии»:

— Здесь нет темноты, она только в твоём воображении, глупец! — вскричал Тириан. — Выйди же из неё! — И, нагнувшись, он схватил Диггла за пояс и капюшон и вытащил из круга гномов. Но стоило Тириану его отпустить, как Диггл бросился на прежнее место, потирая нос и вопя:

— Ох-ох! Что вы такое делаете! Ударили меня о стенку, чуть нос мне не сломали.

<…>

— Вот видите, — сказал Аслан. — Они не дадут себе помочь. Они выбрали хитрость вместо веры. Их тюрьма — в их воображении, но они — в тюрьме. Я не могу вывести их наружу, потому что они слишком много думают о том, чтобы не дать себя провести».

Но это — больше чем о вере, это о природе человеческой натуры. И счастье, если осознание неотъемлемой свободы человека оказалось возможным через светлую книгу в детстве, потому что Сартр на сцене «Спички», говорящий ровно о том же, — это страшный, изматывающий, бьющий по нервам спектакль, но таковым он и должен быть.